Тот, с кем мы боролись веками, тысячелетиями; тот, кто нас убивал; тот, кто нас делал рабынями; тот, кто унижал нас, кто господствовал над нами и самоутверждался; тот, кто призывал, чтобы победить; тот, кто обнимал, чтобы оставить; тот, кто смотрел, чтобы не увидеть - и вот он, родив войны и бомбы, вдруг увидел, что он ничего не родил, вдруг увидел, что он - пустые руки, умеющие все, но не имеющие смысла.
         И восплакал он, потому что не смог накормиться тщеславием. И восплакал о вечном и об осмысленном. И кинулся он опять к любви своей, но нашел там Еву, хитрую рабыню, тайно ненавидящую его за все его преступления, за все его унижения. И он понял, что его господство - это смерть в смерть, и нет ему выхода, и некому его родить в жизнь Духа. И он сел, как врубелевский Демон, охватив руками колени, могучий смертный; а если и бессмертный, то навсегда закольцованный в муке одиночества, зажатый рамками картины - безысходный, бессмысленный, окостеневая в своем отчаянии.
         Тогда явилась Богородица, рождающая Бога, и он рванулся к Ней, и он возопил к Ней. Он то слышал, то не слышал Ее отклик, и то умирал, то оживал. А Она тысячелетиями плакала над ним, изо всех сил сохраняя все, что было вечным в его движении, потому что видела отчаявшиеся и нуждающиеся в Ней глаза, от которых никуда не уйдешь. И вот разверзся мужской крик о рождении его Души, как открывается полость, желающая принять семя для продления жизни. И появилась тоска по Богородчеству, чтобы родиться Богом, чтобы родиться в смысл. И появилась великая нужда мужчины в женщине, но в женщине - Богородице, в Ее вхождении в него как готовой Души.
         Неужели женщина, от которой зависит это рождение в жизнь Души, не откликнется на этот зов и снова предложит своекорыстие, евское, старое, свое? Неужели ей не хватит сострадания понять, почему они - в грехе окостенения? Может, нужно доделать какие-то формы, и их руки держат эти формы, пока мы насыщаем Душу и держим свою Душу как их Душу? Неужели здесь мы будем думать о себе? Неужели продлим боязнь? Лучше быть опять распятой вами, чем сохранить эволюционную обязанность нести вашу Душу и быть ее хранительницей до той поры, какая установлена Господом Мира.
         Что бы ни было, как бы ни был долог путь, знайте, что мы хранительницы Души вашей и нашей. Мы - Она. Мы входим в вашу тоску и спасаем ваше Бытие. Нам ничего от вас не надо. Вы только не оставляйте вашей тоски по Духу. Евы на вашу тоску предлагают вам свою человеческую жалость, и вы, расслабляясь в этой жалости, остаетесь с ними и рождаетесь в смерть.
         Мы не можем предложить вам жалость. Мы не можем изменить свое качество, потому что это качество вашей Души. Мы не можем поклониться вам в вашем старом качестве, хотя прекрасно знаем, как легко вы вдохновляетесь при поклоне Евы. Если мы вдохновим вас так, то будем Евами. Мы сделаем вас господами, вы оживете временно, но это путь в смерть, а мы ждем вас в вечное. Мы примем вас в любое время, как только вы вспомните о душе своей, а значит о нас. Мы забудем все обиды, все жестокости, ваши смерти, потому что только Жизнь может сострадать смерти в полноте. Чтобы ни было, мы всегда готовы откликнуться на любой зов, направленный к нам.
         Богородица, как высшее сердце, выглядит в видениях как полыхающее любовью юное, очень сильное существо с юношеским сильным подбородком, крупными глазами, развивающимися волосами, сияющая, ищущая кому помочь. Это интенсивный поиск рвущегося к тебе навстречу потока смысла и радости. Это пламя, врывающееся как смысловой импульс в Душу мужчины. Это радостная ответственность! Что же в нас может быть кроме этой ответственности? Мы любим вас как Спасителей, мы ждем вас как Богов, хотя и рождаем вас. Мы жалеем вас как детей малых. Мы нуждаемся в вашем зове. Мы ждем вас.
         Разве не видят женщины Земли, в какой степени готовности пребывает мужская тоска?! Разве не понимают, почему они от сиротства бросаются в жестокость? Почему они беспокойны и в постоянном поиске? Потому что мужчины внутренне знают, как их должны встретить, что в них должны ввести, а этого нет. И эта свирепость, и эта оголтелая самость, может быть, реакция на то, что им не дают родиться? И эта дерзость, и эта жестокость - потому что нет наполнения? Разве не видят женщины Земли, как мужчины поразительно нежнеют и готовы быть рожденными, когда действительно в них входит смысл?