Когда мы ехали в Орджоникидзе, произошел скандал между Игорем и Асей. Как она рассказала мне впоследствии, в автобусе он заснул, хотя она хотела поговорить с ним. Она разбудила его: "Почему возле меня ты скучаешь? Если ты - не драгоценность для меня, а я - для тебя, зачем мы - рядом?" - спросила она его. Игорь рассмеялся и ответил ей нечто, в высшей степени программное, мол как можно быть драгоценностью, когда отношения в браке - всегда кислятина, и что "индюшиться" он может только тогда, когда появляется что-то новое, что это закон мужской природы, а жена обязана позволить мужу "индюшиться", иначе он потеряет "творческий" импульс.
         Судя по всему, стала сказываться нарастающая высота гор, и наш Игорь, который в Москве сдерживал такие откровения, здесь проговорился. Автобус остановился. Он сломался. Они оказались где-то среди гор. Начинало темнеть. И тут Ася закричала, как кричат от боли. Она ушла с дороги, и он пошел за ней, но стоило ему подойти поближе, она выкрикивала какие-то злые слова, опять громко рыдала и уходила дальше.
         Действительно, рождение детей, и психическое рождение душ зиждется на неправде, на мерзости, на принципе "свободы индюшиться", на грязи, на боли, когда физические касания супругов происходят не как закрепление высоких состояний, а как "кислятина", сдобренная обидой, недоверием и ненавистью. В этой "кислятине" растят детей, строят судьбу. В неправде! В "кислятине"! В смерти - друг для друга! В тайном ужасе детей перед ними. Ради собственного тщеславия кидаются к другим, завоевывают, опять "окисляются", обеспечивают тылы, и опять им нужно совершить мерзость, захватить, обмануть.
         К сожалению, человечество стоит на этой "кислятине", на этой мерзкой власти того, кого ненавидишь и от кого рождаются дети, на ложном привлечении Дугур, этой хитрой рабыни, хитрого существа, лживого до последней клетки, которое якобы любит, но и его якобы любят.
         Автобус ремонтировали три часа. Три часа продолжался супружеский скандал. Было ощущение, что сигнал пришел сверху. Это было свирепое теургическое осуждение. Игорь испугался. Подходить Ася не позволяла. Подпускала, что-то выкрикивала, и, рыдая, исчезала в полумраке.
         Он подошел ко мне и сказал, что у его жены - истерика, и он очень о ней беспокоится. Мы пошли к ней вместе, Ася вышла к нам из темноты - гневная, бледная...
         Она не понимала своего мужа. Она боялась его. И этот страх, и эта боязнь потрясали тот мир, который она так яростно не понимала, и непониманием своим уничтожала его ложную опору.
         Что еще меня поразило в этой ситуации - это реакция еще одних супругов, местных врачей, которые еще в Орджоникидзе вызвались быть нашими гидами. Они жалели Игоря. Они сострадали "бедному" мужу истеричной жены.
         О, эти жалостливые сердца, заманчивые и похожие на душу. Как легко на них успокоиться, как легко удовлетвориться ими!
         Когда человек добр к нам, нам нужно быть осмотрительными. Что лежит в основании его доброты? Доброта ли знания о нашей Душе, как вечном начале и поощрение этого, или доброта взаимокормления, как способа взаимоутверждения двух самостей?
         Да, очень часто нас покупает "коровье" человеческое сердце. Оно ласковое, оно привязчивое. Оно тебя учитывает. Оно тебя поощряет, но в чем?
         Особенно была потрясена жена нашего гида. Рыжая, резкая, царствующая в южных краях, она была возмущена поведением Аси, ее криком. Даже не столько криком, сколько легализацией протеста. Особенно ее возмутили слова Аси о душе. При чем тут душа? Зачем так громко кричать о душе мужа?
         Это была верная подруга Мары. Она сейчас часто является нам в снах как дебелая, рыхлая, очень хитрая. Этакая Мона Лиза с ухмылкой, этакая "блудница-Вавилон", та, что закрепляет во временных программах. Та, что человека обманывает в свою угоду, прикидываясь тайной. Безусловно ненавидя своего мужа, эта "Дугур" страстно, захватнически дралась за него и с ним. Таким, как она, жизненно важно, чтобы основанием жизни мужа была не душа, а временные ценности, чтобы обеспечиваться им материально, социально, физически. А когда человек умирает, все вечное и невостребованное им забрать и съесть. Такие Евы к Новому Году откармливают поросенка. Они не заинтересованы в том, чтобы человек в посмертии взлетел как птица над этим курятником и свинарником. Они заинтересованы его заколоть и съесть. Если бы люди знали, как дорого (ценой их вечного существования, ценой возможного продления во спасение) дается им "доброта" их жен.
         Ее муж все время пытался понять: кто Мы, что Мы? Здесь было все: и недоумение, и любопытство, и злоба, и хитрость и агрессия, и сердечная тоска, и вера в то, что может быть тут удовлетворят его вопросы, и ущемленное самолюбие мужское, и недоверие. Пока его жена защищала Игоря, он сердился на Асю все больше, и все больше проникался симпатией к Игорю: в женщине они оба ценили одну и ту же Дугур. Когда же Ася заявила ему, что жена должна быть для мужа звездой, и он, и его жена сначала замерли от удивления и оскорбленности "от высокого слова", а потом засмеялись: как же эта истеричная Ася может быть звездой такого высокого существа, как мужчина!
         И все же потом, в Орджоникидзе, нам пришлось заночевать у этой пары, и Игорь астрально блудил с женой врача, еще раз предавал свою жену и предавал свою душу, ловчил, лукавил и жадно питался всем тем, что предлагала ему восточная пара. То, что в Москве в нем было спрятано под нормами вежливости, здесь вырвалось неудержимо: здесь все признавало в нем сильного мужчину, обладающего особым правом на власть и творческий беспредел. Весь вечер шел бой, а не разговор. Ночью тоже был бой. Эта полная луна и черное пространство греха, секса, вечное противодействие мужчины и женщины, вечной смерти и незнания Духа - это было нестерпимо для меня, и для Аси. Но не для Игоря.
         Мужчины возле своих Дугур, не зная о реальности Души, не найдя истинного источника питания на Земле, продолжают питаться самолюбием - отсюда и самость нации, и самость строя. О да, Мара лучше станет великим воином в памяти человеческой, чем вечной душой, хотя только знание о реальности души может успокоить мир. Как страшно было слышать на утро восторг двух Мар и их Дугур над убитым в Афганистане юношей, которому вырезали сердце и сожгли на костре. Как они восторгались подвигом не во имя чего! Просто смертью! Потому что наедалось их искаженное понимание природы смерти и природы подвига.
         Утром Ася рассказала нам свой сон. Этой ночью в ангар врезалась машина, и из ангара появился Игорь. Сначала он вытащил мертвую лошадь, а потом полумертвых мужчину и женщину. И тут же хозяин вспомнил эпизод нардского эпоса, где главный герой - Сослан, спустившись на дно ада, увидел мертвую лошадь, а направо и налево от нее - сидящих полумертвых мужчину и женщину. Это значит, что мужское и женское начало в человеке долго вели борьбу, и в конце умертвили друг друга. Это предельная поляризация и омертвление. Именно таким вышел Игорь из ангара во сне Аси.
         Это совпадение так потрясло хозяина, что он затих, и остался тих даже тогда, когда на прощанье развоевавшаяся Ася еще раз объяснила ему, что творчески его не поощряют здесь, что душа реальна и что он живет не жизнью, а смертью.
         Когда втроем мы приехали в группу и рассказали обо всем, никто не пожалел Игоря. Когда мы отказались от желания спасти его, он вдруг оголился и стал нам виден. Каждый из вас рассказал тогда, как Игорь лукавит, как нападает, как стягивает энергии в сакральный и кундалинный центры, как он "съедает" высокие энергии, какой он ловкий в уничтожении Души. Внутренняя асурическая холодность, жестокость, лживость - и внешняя мягкость, а также доброта, ограниченная добротой к физическому телу, - вот главное, что вы увидели.
         Ася впервые смотрела на своего мужа не отношением, а фактом! Когда и она отсекла желание его спасти, когда убрала удивление перед ним, как перед редчайшим двойственным существом, она сумела его разглядеть.
         Да, Мара существует! Да, клеточки его тела (его воплощения) сейчас особенно активны и очень изысканы. Они хитроумно устроены. И это факт, реальный факт, помогающий нам в умении распознавать, работать, бороться. Бороться в форме видения факта как он есть, без отношения, изумления или желания спасти.
         Через три дня я поехала с Асей к знакомому художнику в Орджоникидзе. Первое, что нас приятно удивило, это то, что на чеканке, развешанной на стене мастерской, была представлена почти вся основная эзотерическая символика: кресты, треугольники, встречные колеса - в одном колесе, а рядом с колесом - воин. Художник рассказал уже слышанную нами историю о том, что легендарный герой осетинского эпоса Сослан, дрался с этим колесом вечности. Колесо переехало ему по коленям и уничтожило его. Он рассказал нам об этих гордых людях, о том, что они - вечные воины и что доблестная смерть была их самой высшей целью. Когда они победили всех на земле, они пошли против богов и погибли.
         Нас потрясла точность и эзотерическая значимость всех сюжетов. Например, колесо как символ Солнца, символ Целого, уничтожил главного героя, переехав его по коленям.
         Оказывается, здесь, в этих горах, знали об Иерархии, о трехсоставности человека, о смерти, как об основном проверочном моменте жизни, о посвящении. Художник прочитал нам сказку о мужах, которые имели своих жен внутри себя (наработали женское начало) и носили их у сердца в пороховницах, и никогда не показывали их другим, брак их совершался в тайне, хотя и при дневном свете. И эти люди вознеслись, оставив аланскому народу свой эпос. Где мы еще найдем сказку, в которой человек потребовал бы у ведьмы самого себя? А сказка, в которой дьявол отличается от обычного (существа) только тем, что у него пятки вперед, (т.е. существо имеет тот же объем энергетики, только "ходит", т.е. проявляет ее, не в ту сторону). Или сказка о волке, против которого могла устоять только коза, которая имела три чрева, (полная иерархическая структура Брахмы). А две предыдущие козы, которые имели одно чрево и два чрева, были съедены волком без всякого труда...
         Оставшись одни с Асей, мы весь вечер погружались в книги об Осетии, в оставленные нам художником альбомы. Много часов мы провели в мастерской, как бы прощупывая основной нерв народа. Он вдруг задрожал небывало сильно, живо! Воины, бои... Сыновей посылают для борьбы со страхом смерти, чтобы смерть была рядом, чтобы острота ситуации была состоянием постоянным, чтобы насладиться бытием только тогда, когда оно может вот-вот исчезнуть. Это - воля к смерти, это - наслаждение риском и вызовом, это - мужской жест воина. И везде - встречные колеса, кресты, пентаграммы, треугольники, семиугольники, разорванная восьмерка - символ дьявола, восьмерка - символ вечности. Ну, просто хрестоматия эзотерического знания! Я в таком обилии нигде не видела ничего подобного!
         Мы заночевали в мастерской, и ночью вдруг огромной силы эгрегор влился в нас: это почувствовали и я, и Ася. Это было не гордое владение. Это было вхождение во владение мощным эгрегором кундалинной зоны, великим и сильным. Как будто силы, проявленные здесь так ярко, не разрушив нас, вошли в нас.
         Эзотерическое знание - и такой странный для эпоса сюжет, когда герой не восстает против зла, не растет, не тянется к Свету, а велик своим богоборчеством и мужеством индивидуального проявления, самостного проявления, отдельного проявления, вопреки целому, встречному колесу. Он все прекрасно знал, что происходит. Он знал, что это был за опыт: опыт гибели, опыт смерти в смерть и вывеличивание (не просто величание, а вывеличивание смерти).
         Мы вбирали это как живую силу, которая становилась в нас светлой, но давала нам невероятный корневой ток, силу, плотность, прочность. Было ощущение, что все вокруг проворачивается - плоскости и пространства. Свет входит во владение материалом. Такой степени глубины, силы, такой степени непреложности беспрепятственного вливания материала в кольцо Света я еще не знала.
         С одной стороны, такое высочайшее знание, не обремененное ничем случайным, а с другой - асурическая плотная зона. В принципе это понятно: асур - внизу, и Атма кольцует его. Но могли бы мы думать, что в этой доброй Осетии - такая тайна для нас? То ли кармический повтор наш, то ли итог, а может быть, приближение к чему-то? Но то, что мы испытывали с Асей ночью, когда колыхалась земля, колыхались горы, проворачивались старые и новые пространства, было невероятно новым и реальным. Происходил новый процесс спасения сил и переход их в Славу. С наслаждением они влились в гармонию, которую давно ожидали. Вот такое было ощущение! Если на Круглике мы видели, когда Учителя приходили посвящать, и это было внедрение светоносное, которое покровительствовало, то здесь было ощущение внедрения сил, которые влились, наконец, в некоторую гармонию с великим удовольствием, устремленные к полному кольцу Света.